Твёрдая печенюшка
Я долго сидела перед монитором, собираясь писать. Я не хочу писать, наверное, но мне нужно куда-то вынуть это из себя. Потому что сегодня я как-то даже улыбаться не хочу.
У мужчины наворачиваются слезы. Ему там было хорошо: там все было понятно, там существовало то самое пресловутое воинское братство, там не перекладывали ответственности, там все делали вместе и никто не бросался обвинениями. Там было по-другому. Не так, как тут.
Ему здесь «стыдно ходить в форме и появляться в военкомате», потому что «все благодарят и смотрят так, как будто я черт знает какой крутой, а я не крутой, мне было страшно и холодно…» И замолкает. И напивается. Его до боли задевают сейчас какие-то – для моей офисно-акульей закалки – совсем незначительные вещи. И я никак не выявлю ситуацию или фразу, которая вынесет его в очередной раз. Обостренное всё.
И это не заметно, если ты видишь его раз в неделю за дружеской беседой, а вот если изо дня в день, то становится страшно и больно. Не больнее, чем ему, наверное, но…
«Ты уже дома» - вообще нифига не аргумент. Здесь, дома, «я только потому что ты здесь, а если бы тебя не было, я подписал бы контракт и служил бы, пока война не кончится или не убьют».
Ему вот это привычное «дома» (с включением работы, общения, новостей, парков, обедов) не то чтобы не нужно, а непонятно уже, после года «там». Его оскорбляют женушки, которые таскаются за своими мобилизованными по военкоматам, его задевает взгляд водителя маршрутки, который косится на УБД («да лучше б я ему ту пятерку сунул, лишь бы не смотрел на меня так, будто я его обокрал»), его убивает бюрократия и куча бумажек для восстановления на работе, которые нужны только крючкотворам в нашей бухгалтерии, его просто рвут патетические выступления бывшей жены, которая вдруг вновь воспылала к нему любовью на волне службы и появления меня…
И он напивается. И повторяет одно и то же. Ему хочется и нужно обнять меня, но я злюсь, что он пьян, что он говорит одно и тоже… И отталкиваю. И мне до слез его жалко. Невыносимо. Мы смеемся над понятием постравматического синдрома, но он ранит и режет. И его, и меня.
И я знаю, что всё будет хорошо, потому что мы уже дома, теперь нужно это «дома» сделать таким, чтобы ему хотелось остаться тут. И перестать напиваться. И как мне быть, чтобы его обостренное чувство справедливости реагировало на не_справедливости спокойнее? Могу ли я вообще требовать от него становиться спокойным? Становиться таким, как все, просто гуляющим, просто смеющимся, просто работающим по выходным нам очередной халтуркой…
И он не слаб, он просто остро реагирует на разницу между бытом на войне и бытом в мире. И это «в мире» настолько отталкивающее, что он растерян и зол. И, черт возьми, я его понимаю…
... Пойду будить, ибо ему сегодня в бухгалтерию, в мэрию и снова в военкомат.
У мужчины наворачиваются слезы. Ему там было хорошо: там все было понятно, там существовало то самое пресловутое воинское братство, там не перекладывали ответственности, там все делали вместе и никто не бросался обвинениями. Там было по-другому. Не так, как тут.
Ему здесь «стыдно ходить в форме и появляться в военкомате», потому что «все благодарят и смотрят так, как будто я черт знает какой крутой, а я не крутой, мне было страшно и холодно…» И замолкает. И напивается. Его до боли задевают сейчас какие-то – для моей офисно-акульей закалки – совсем незначительные вещи. И я никак не выявлю ситуацию или фразу, которая вынесет его в очередной раз. Обостренное всё.
И это не заметно, если ты видишь его раз в неделю за дружеской беседой, а вот если изо дня в день, то становится страшно и больно. Не больнее, чем ему, наверное, но…
«Ты уже дома» - вообще нифига не аргумент. Здесь, дома, «я только потому что ты здесь, а если бы тебя не было, я подписал бы контракт и служил бы, пока война не кончится или не убьют».
Ему вот это привычное «дома» (с включением работы, общения, новостей, парков, обедов) не то чтобы не нужно, а непонятно уже, после года «там». Его оскорбляют женушки, которые таскаются за своими мобилизованными по военкоматам, его задевает взгляд водителя маршрутки, который косится на УБД («да лучше б я ему ту пятерку сунул, лишь бы не смотрел на меня так, будто я его обокрал»), его убивает бюрократия и куча бумажек для восстановления на работе, которые нужны только крючкотворам в нашей бухгалтерии, его просто рвут патетические выступления бывшей жены, которая вдруг вновь воспылала к нему любовью на волне службы и появления меня…
И он напивается. И повторяет одно и то же. Ему хочется и нужно обнять меня, но я злюсь, что он пьян, что он говорит одно и тоже… И отталкиваю. И мне до слез его жалко. Невыносимо. Мы смеемся над понятием постравматического синдрома, но он ранит и режет. И его, и меня.
И я знаю, что всё будет хорошо, потому что мы уже дома, теперь нужно это «дома» сделать таким, чтобы ему хотелось остаться тут. И перестать напиваться. И как мне быть, чтобы его обостренное чувство справедливости реагировало на не_справедливости спокойнее? Могу ли я вообще требовать от него становиться спокойным? Становиться таким, как все, просто гуляющим, просто смеющимся, просто работающим по выходным нам очередной халтуркой…
И он не слаб, он просто остро реагирует на разницу между бытом на войне и бытом в мире. И это «в мире» настолько отталкивающее, что он растерян и зол. И, черт возьми, я его понимаю…
... Пойду будить, ибо ему сегодня в бухгалтерию, в мэрию и снова в военкомат.
-
-
28.04.2016 в 11:19ты же помнишь наши чудные лекции про человека на войне? (не помню уже, вместе ли мы ходили на тот спец. курс). Сложно вернуть так как было, а часто и невозможно. Пройдет время и все просто расставится по своим местам. Но для этого нужно время.
А он в форме ходит? Может ему переодеться в гражданское, легче станет, что не смотрят.
Хотя не мне, наверное, что-то предлагать. (((
-
-
28.04.2016 в 12:10Да, я помню тот курс, еще Пендаль от него в восторге была. Но сейчас это "пройдет время" не воспринимается.
Нет, мы в форме ходили только после вокзала в первый день, но и то получили достаточно. Т.е. это как бы круто, я ходила и гордилась, а вчера он поделился тем, как с его стороны воспринимается благодарность... Даже не знаю.