Твёрдая печенюшка
На страницах книг той библиотеки можно найти совершенно удивительные заголовки: “Птица, которая выросла из земли в землях Хуанг-Чао», «Полуразрушенный венный замок», «Пальцы, которые любили мечтать», «Шампанский ром»… В этих заголовках купались самые невероятные фантазии, и вовсе не обязательно было открывать книгу, чтобы увидеть странную и беснующуюся чувствами историю. Достаточно было только долго прогуливаться между запыленными стеллажами, проводить пальцами по шершавым корешкам и задумчиво молчать, не отвлекаясь на шум за окном, меркнущий после полудня свет и шуршащие легенды, до которых ты еще не успел добраться. Казалось, что конца длинному извилистому коридору историй нет. Но он настал. Ровно в тот момент, когда я открыл книгу с очередным загадочным названием. А называлась она «Безумный букет Бэтси Мюррей».
Книжка эта ничем не была привлекательна. Она стояла в самом углу полки, прижатая увесистым словарем настолько, что едва не вываливалась. Потому я и заметил ее бледно-лиловую обложку. Чуть не поранившись, я все же освободил бедняжку из-под тяжести энциклопедических знаний и наугад открыл.
«… Цветы пахли медом и деревом, отдавали нотками жженых спичек и девичьих фантазий, за цветами лились ароматы мелодий, вздохов, красок и чего-то неуловимого, того, чего Бэтси никак не ожидала найти в запахах заброшенного кладбища».
Отчего-то дорога, которая привела мисс — или миссис — Мюррей на кладбище, взволновала меня. Я даже замер на какую-то долю секунды, чтобы сглотнуть. Признаться, со мной такого не случалось с тех пор, как я впервые прочел Жюля Верна. А после — мои романы с книгами сводились к изысканному «как? Я этого не читал?! Немедленно прочту!» И вдруг эта несусветная Бэтси Мюррей! Что ей вдруг взбрело в голову выхватывать меня из фантазий об идеальной истории?!
«Однажды Бэтси Мюррей проснулась и поняла, что время пришло».
Боже, какое тривиальное начало. Неужели же я прочту эту книгу? Мне тут же захотелось втиснуть книжонку в ее стенко-словарный гробик, но не тут-то было. Келья ее словно сжалась и никак не хотела впускать грешницу, побывавшую в мужских руках. Что ж, Бэтси Мюррей, посмотрим, для чего же пришло твое время.
Я снова открыл книгу. Она туго покачивала страницами, будто до меня к ней вообще никто не прикасался и не открывал. Она, казалось, вибрировала в моих руках и подрагивала. Хм…
«Бэтси скинула лоскутное покрывало, наскоро оделась, плеснула в лицо водой и выбежала в тень сада. Холодный рассветный воздух отчужденно встретил ее каплями росы и возмущенными вскриками птиц. Бэтси смеялась и бежала к крохотной калитке, которая пряталась за ветвями ивы».
Что-то до боли знакомое было в этих ивах. Я видел уже каждый уголок сада, который так поспешно покидала Бэтси.
«По ту сторону каменной изгороди раскинулось во всем своем великолепном убожестве старинное кладбище графства. Здесь, в былом превосходстве, вздыхали полуразрушенные статуи, девы марии на каждом шагу в молебне преклоняли колена и головы, здесь младенцы почили в сонме бескрылых уже ангелочков, а вереск и камнеломка жадно глотали ветхие надгробия. Редкие склепы все еще хранили гордость, но и они выпячивали ребра железных клеток, в которых бились души стариков, молодых, детей. Бэтси Мюррей любила приходить в это место. Здесь тишина сквозила покоем и безутешностью. В Бэтси не было ничего, что делало бы ее несчастной, но среди смертей она находила утешение своему сердцу, истосковавшемуся по истине и наслаждениям».
Какая странная девушка, думал я, но не находил в себе силы, чтобы отстранится от хрустящих страничек. Слова походили на безе, тающее во рту.
«Бэтси Мюррей остановилась у очередной могилы, покрытой цветами. Цветы пахли медом…»
Ах да, я это уже читал. Слишком тусклый здесь свет. Должно быть, в этой библиотеке так безлюдно потому, что никто не заботится о нуждах читающих. Однако что же дальше произошло с мисс — или миссис — Мюррей?
«Бэтси осторожно складывала запахи в букет. В нем она видела жизнь, полную страсти, нежности и пыла. Того самого пыла, которым вспыхивает художник, рисующий полотна, той самой страсти, которая вечно подогревает таланты, той самой нежности, что дарит успокоение метущейся душе гения. Бэтси озадачил клевер. Кажется, в толпе тянущихся в букет невзрачных цветков мелькнул четырехлистник. Бэтси присела на корточки, отложила в сторону тут же рассыпавшийся венок и принялась раздвигать жесткую августовскую траву. Нет! Не найти! Как жаль. Так всегда бывает, когда очень веришь во что-то. Бэтси ласково сорвала еще несколько цветков, поправила букетик и подняла взгляд к небу».
Что же она надеялась там увидеть? Слишком идиллическая история, как по мне. Еще бы трель соловья — и сестры Бронте начнут доставать платочки, чтобы промокнуть слезы.
«Где-то вдалеке раздалась трель соловья. Бэтси Мюррей поняла: пора. Она уверенным шагом двинулась к совсем еще новому надгробью. Остановилась и несколько раз прочла короткие строки прощания: «Обещаньем полон»»…
Какое странное прощание. Бэтси, чья могила могла быть украшена такой эпитафией? Мне уже давно было не по себе. Словно что-то скрежетало внутри и то ли просилось наружу, то ли захлопывало все двери. Мне мучительно хотелось забыть о Бэтси, о лиловой обложке, о том, что я забрел в эту библиотеку именно сегодня, когда мне так необходимо было спешить… А куда? Куда же я так торопился? Я не мог вспомнить. А Бэтси Мюррей смотрела на меня со страниц книги, сжимала в крохотных ладошках нелепый букет из кладбищенских цветов — и улыбалась. Так терпеливо, светло и безнадежно.
«Бэтси опустила букет, больше похожий на венок, к еще светлой мраморной плите. Она так давно хотела подарить ей хоть что-то. Оторвать себя от жизни она не могла. Пусть хотя бы цветы умирающим аккордом прославят разорившегося художника. Он так торопился на дилижанс, чтобы успеть на встречу к единственному покупателю, что не заметил охотников. Глупая стремительная пуля прошила грудную клетку. Бэтси Мюррей как раз собирала цветки ромашки, когда капли горячей крови окропили ее передник.
Бэтси еще какое-то время слушала, как поет за кладбищем соловей, затем тихо вздохнула, отряхнула подол платья и медленным шагом отправилась к калитке, скрытой ветвями ивы…»
Какая странная история. Отчего-то мне стало так легко, так тихо и прохладно. Уже совсем никуда я не спешил, а только поглаживал пальцами страницы книги, рассыпающейся в моих пальцах. Удивительно, я так и не смыл с них китайскую тушь. И акварель, я забыл акварель!.. А впрочем, мне давно пора к свету. Цвету. Миру. Жизни. Смерти. За запахом безумного букета Бэтси Мюррей.
В той библиотеке всегда пахнет корицей и лимоном, чуть-чуть дымом и паучьим мраком. За стеллажами бродят забытые тени. Тени, так и не успевшие понять, что произошло с ними и почему они — всего лишь тени. Кто-то отыскивает книгу сразу, как достославный мэтр Андерсон, кто-то бродит веками между удивительными названиями: «Пресловутая сказка о потерянных носках», «Мистер Дюбон и его калеки», «Майорка и поцелуи Кришны», «Бриллиантовый заяц и бабушка-с-ноготок».
Книжка эта ничем не была привлекательна. Она стояла в самом углу полки, прижатая увесистым словарем настолько, что едва не вываливалась. Потому я и заметил ее бледно-лиловую обложку. Чуть не поранившись, я все же освободил бедняжку из-под тяжести энциклопедических знаний и наугад открыл.
«… Цветы пахли медом и деревом, отдавали нотками жженых спичек и девичьих фантазий, за цветами лились ароматы мелодий, вздохов, красок и чего-то неуловимого, того, чего Бэтси никак не ожидала найти в запахах заброшенного кладбища».
Отчего-то дорога, которая привела мисс — или миссис — Мюррей на кладбище, взволновала меня. Я даже замер на какую-то долю секунды, чтобы сглотнуть. Признаться, со мной такого не случалось с тех пор, как я впервые прочел Жюля Верна. А после — мои романы с книгами сводились к изысканному «как? Я этого не читал?! Немедленно прочту!» И вдруг эта несусветная Бэтси Мюррей! Что ей вдруг взбрело в голову выхватывать меня из фантазий об идеальной истории?!
«Однажды Бэтси Мюррей проснулась и поняла, что время пришло».
Боже, какое тривиальное начало. Неужели же я прочту эту книгу? Мне тут же захотелось втиснуть книжонку в ее стенко-словарный гробик, но не тут-то было. Келья ее словно сжалась и никак не хотела впускать грешницу, побывавшую в мужских руках. Что ж, Бэтси Мюррей, посмотрим, для чего же пришло твое время.
Я снова открыл книгу. Она туго покачивала страницами, будто до меня к ней вообще никто не прикасался и не открывал. Она, казалось, вибрировала в моих руках и подрагивала. Хм…
«Бэтси скинула лоскутное покрывало, наскоро оделась, плеснула в лицо водой и выбежала в тень сада. Холодный рассветный воздух отчужденно встретил ее каплями росы и возмущенными вскриками птиц. Бэтси смеялась и бежала к крохотной калитке, которая пряталась за ветвями ивы».
Что-то до боли знакомое было в этих ивах. Я видел уже каждый уголок сада, который так поспешно покидала Бэтси.
«По ту сторону каменной изгороди раскинулось во всем своем великолепном убожестве старинное кладбище графства. Здесь, в былом превосходстве, вздыхали полуразрушенные статуи, девы марии на каждом шагу в молебне преклоняли колена и головы, здесь младенцы почили в сонме бескрылых уже ангелочков, а вереск и камнеломка жадно глотали ветхие надгробия. Редкие склепы все еще хранили гордость, но и они выпячивали ребра железных клеток, в которых бились души стариков, молодых, детей. Бэтси Мюррей любила приходить в это место. Здесь тишина сквозила покоем и безутешностью. В Бэтси не было ничего, что делало бы ее несчастной, но среди смертей она находила утешение своему сердцу, истосковавшемуся по истине и наслаждениям».
Какая странная девушка, думал я, но не находил в себе силы, чтобы отстранится от хрустящих страничек. Слова походили на безе, тающее во рту.
«Бэтси Мюррей остановилась у очередной могилы, покрытой цветами. Цветы пахли медом…»
Ах да, я это уже читал. Слишком тусклый здесь свет. Должно быть, в этой библиотеке так безлюдно потому, что никто не заботится о нуждах читающих. Однако что же дальше произошло с мисс — или миссис — Мюррей?
«Бэтси осторожно складывала запахи в букет. В нем она видела жизнь, полную страсти, нежности и пыла. Того самого пыла, которым вспыхивает художник, рисующий полотна, той самой страсти, которая вечно подогревает таланты, той самой нежности, что дарит успокоение метущейся душе гения. Бэтси озадачил клевер. Кажется, в толпе тянущихся в букет невзрачных цветков мелькнул четырехлистник. Бэтси присела на корточки, отложила в сторону тут же рассыпавшийся венок и принялась раздвигать жесткую августовскую траву. Нет! Не найти! Как жаль. Так всегда бывает, когда очень веришь во что-то. Бэтси ласково сорвала еще несколько цветков, поправила букетик и подняла взгляд к небу».
Что же она надеялась там увидеть? Слишком идиллическая история, как по мне. Еще бы трель соловья — и сестры Бронте начнут доставать платочки, чтобы промокнуть слезы.
«Где-то вдалеке раздалась трель соловья. Бэтси Мюррей поняла: пора. Она уверенным шагом двинулась к совсем еще новому надгробью. Остановилась и несколько раз прочла короткие строки прощания: «Обещаньем полон»»…
Какое странное прощание. Бэтси, чья могила могла быть украшена такой эпитафией? Мне уже давно было не по себе. Словно что-то скрежетало внутри и то ли просилось наружу, то ли захлопывало все двери. Мне мучительно хотелось забыть о Бэтси, о лиловой обложке, о том, что я забрел в эту библиотеку именно сегодня, когда мне так необходимо было спешить… А куда? Куда же я так торопился? Я не мог вспомнить. А Бэтси Мюррей смотрела на меня со страниц книги, сжимала в крохотных ладошках нелепый букет из кладбищенских цветов — и улыбалась. Так терпеливо, светло и безнадежно.
«Бэтси опустила букет, больше похожий на венок, к еще светлой мраморной плите. Она так давно хотела подарить ей хоть что-то. Оторвать себя от жизни она не могла. Пусть хотя бы цветы умирающим аккордом прославят разорившегося художника. Он так торопился на дилижанс, чтобы успеть на встречу к единственному покупателю, что не заметил охотников. Глупая стремительная пуля прошила грудную клетку. Бэтси Мюррей как раз собирала цветки ромашки, когда капли горячей крови окропили ее передник.
Бэтси еще какое-то время слушала, как поет за кладбищем соловей, затем тихо вздохнула, отряхнула подол платья и медленным шагом отправилась к калитке, скрытой ветвями ивы…»
Какая странная история. Отчего-то мне стало так легко, так тихо и прохладно. Уже совсем никуда я не спешил, а только поглаживал пальцами страницы книги, рассыпающейся в моих пальцах. Удивительно, я так и не смыл с них китайскую тушь. И акварель, я забыл акварель!.. А впрочем, мне давно пора к свету. Цвету. Миру. Жизни. Смерти. За запахом безумного букета Бэтси Мюррей.
В той библиотеке всегда пахнет корицей и лимоном, чуть-чуть дымом и паучьим мраком. За стеллажами бродят забытые тени. Тени, так и не успевшие понять, что произошло с ними и почему они — всего лишь тени. Кто-то отыскивает книгу сразу, как достославный мэтр Андерсон, кто-то бродит веками между удивительными названиями: «Пресловутая сказка о потерянных носках», «Мистер Дюбон и его калеки», «Майорка и поцелуи Кришны», «Бриллиантовый заяц и бабушка-с-ноготок».