В каждом из нас ровно столько совести, сколько может позволить наша мерзость.
четверг, 04 ноября 2010
Твёрдая печенюшка
В каждом из нас ровно столько мерзости, сколько может позволить наша совесть.
В каждом из нас ровно столько совести, сколько может позволить наша мерзость.
В каждом из нас ровно столько совести, сколько может позволить наша мерзость.
среда, 03 ноября 2010
Твёрдая печенюшка
Вот все жалуются на осень, а мне как-то... нормально. Нет, я тоже постоянно спать хочу, алкоголя и кутаться во что-то теплое, женское, как писал Маяковский, только вот осеннего сплина не замечается. Может, потому что жизнь никак не войдет в ту колею, когда всё ясно, когда один маршрут, один рацион, один режим, не знаю. Мне хватает разнообразия, - или сил, чтобы воспринимать происходящее, как разнообразие, а не крест судьбы - чтобы чувствовать себя живым и даже бодрым.
Всё больше убеждаюсь, что всё происходящее зависит исключительно от нашего на него взгляда. "Бляпиздец!" может оказаться всего лишь коротким жизненным периодом, когда приходилось либо носиться, как в попу - простите - клюнутый, либо выживать из себя кучу негативных эмоций, который сам же и скопил в себе. И то, и другое, по сути, нам необходимы. Убираемся же мы в своей квартире, так почему бы не убираться в своей жизни или голове? Но нет, мы же живем в "бляпиздеце", поэтому взглянуть на него со стороны сложно. Мне тоже всегда сложно. Спустя время уже можно чего-то такое умное говорить.
Однако вот сейчас сложностей масса, а чего-то как-то расклеиваться не хочется да и не можется. Расклеюсь - тут же покачусь в деревню к маме. А я к маме в деревню совсем не хочу. Потому и ношусь по мокрому Питеру с бумажками-флюшками-фотками-втречами, потому и воюю каждый день со своим мозгом, который так и норовит, зараза, надумать всяких пакостей. Пакостей ой как не хочется сейчас, поэтому улыбочку - и в ворд, чтоб не расслаблялся на метания, а работал, как надо.
Может быть, пройдет лет так дцать, и я вспомню эту осень, как время сложное, мучительное, подвешенное, заполненное ожиданиями и беготней за ними, но сейчас мне нравится в этом ноябре. Сродни хемулю выстраиваю дом на дереве и радостно стучу молотком. Хотя спать хочется, напиться хочется, а иногда даже сбежать в теплые края.
Мораль? Проста как две копейки. Меньше слов, больше дела, а самокопаться нужно только тогда, когда абсолютно счастлив, тогда точно в депресс и осенний сплин не впадешь. И чая, чая побольше. А чай, все мы знаем, как объятья, только в чашке.
Всё больше убеждаюсь, что всё происходящее зависит исключительно от нашего на него взгляда. "Бляпиздец!" может оказаться всего лишь коротким жизненным периодом, когда приходилось либо носиться, как в попу - простите - клюнутый, либо выживать из себя кучу негативных эмоций, который сам же и скопил в себе. И то, и другое, по сути, нам необходимы. Убираемся же мы в своей квартире, так почему бы не убираться в своей жизни или голове? Но нет, мы же живем в "бляпиздеце", поэтому взглянуть на него со стороны сложно. Мне тоже всегда сложно. Спустя время уже можно чего-то такое умное говорить.
Однако вот сейчас сложностей масса, а чего-то как-то расклеиваться не хочется да и не можется. Расклеюсь - тут же покачусь в деревню к маме. А я к маме в деревню совсем не хочу. Потому и ношусь по мокрому Питеру с бумажками-флюшками-фотками-втречами, потому и воюю каждый день со своим мозгом, который так и норовит, зараза, надумать всяких пакостей. Пакостей ой как не хочется сейчас, поэтому улыбочку - и в ворд, чтоб не расслаблялся на метания, а работал, как надо.
Может быть, пройдет лет так дцать, и я вспомню эту осень, как время сложное, мучительное, подвешенное, заполненное ожиданиями и беготней за ними, но сейчас мне нравится в этом ноябре. Сродни хемулю выстраиваю дом на дереве и радостно стучу молотком. Хотя спать хочется, напиться хочется, а иногда даже сбежать в теплые края.
Мораль? Проста как две копейки. Меньше слов, больше дела, а самокопаться нужно только тогда, когда абсолютно счастлив, тогда точно в депресс и осенний сплин не впадешь. И чая, чая побольше. А чай, все мы знаем, как объятья, только в чашке.
Твёрдая печенюшка
Это действительно выматывает. Мозг болит, спина ноет, но две главы написаны, и я чувствую, что могла бы еще. И еще. И еще.
- Они все - скитальцы. приходят к нам и рассказывают свои истории.
- А что с ними происходит потом?..
- Потом они улыбаются)(с)
Очень хочется, чтобы все они улыбались. Значит, нужно писать.
А впереди еще маленький английский лорд с фотоальбомами, бабЗина, средневековье, дай тшимы.
До лета работы хватит с верхом. А вдруг еще кто-то заглянет на огонек?
- Они все - скитальцы. приходят к нам и рассказывают свои истории.
- А что с ними происходит потом?..
- Потом они улыбаются)(с)
Очень хочется, чтобы все они улыбались. Значит, нужно писать.
А впереди еще маленький английский лорд с фотоальбомами, бабЗина, средневековье, дай тшимы.
До лета работы хватит с верхом. А вдруг еще кто-то заглянет на огонек?
Твёрдая печенюшка
вторник, 02 ноября 2010
Твёрдая печенюшка
Одна проститутка из столичного бара рассказывала мне, что любил её в девяносто пятом один новый русский. И так любил он её, что ничего не жалел для нее. Ни друзей своих, ни друзей друзей своих. И её он ни для кого не жалел. Три дня. А она, тогда совсем юная девочка, вовсе и не думала, что не оплатят ей такие нежности – и любила. И рассказывая мне всё это, проститутка из столичного бара улыбалась растерянно немного и называла всё это «глупость детская». А я сидел, слушал и думал: «Бедная ты, бедная».
Одна забытая мать из заброшенной деревни рассказывала мне у покосившейся калитки, что детки у нее славные, добрые, умные. Что и сыночки устроились, и дочурки подросли-замуж выскочили. И что у каждого из них дома в столице с полисадами да машины заморские всякие. И так заняты деточки, что и позвонить матери некогда, а зачем звонить-то, вон она – живехонька-здоровехонька. Вот только Васька-печник запил, а плита так коптит… А я стоял рядом, слушал и думал: «Бедная ты, бедная».
Одна девочка молоденькая рассказывала мне, что познакомилась с парнишкой да влюбилась. Повенчались они, стали хозяйство вести, а он спустя две недели домой ночевать не пришел, а как приходит ночевать, так не голубит её, как супругу положено, а сидит у компьютера, пиво пьет и живот чешет проступающий. Но ничего, говорила мне та девочка, это у него временное, хорошо хоть не бьет, говорила она мне, а так жить можно, скоро детишек заведем, верила она, и всё наладится, я из него человека сделаю. А я слушал её, слушал и думал: «Бедная ты, бедная».
Один мальчик гомосексуалист рассказывал мне, что влюбился он в мужчину, найденного на просторах сети интернетной. И мужчина тот ответил мальчику взаимностью, подарки из одной столицы мира в другую присылал, слова нежные, потаенные говорил, а потом встретиться предложил. Вот только на встречу не приехал. И стоял тот мальчик гомосексуалист в большом аэропорте и глотал слезы. И доказывал мне мальчик этот, что всё равно любит предателя, что у всего свои причины есть, что и у лжи всегда оправдание найдется. А я смотрел на него, слушал и думал: «Бедный ты, бедный».
Одна учительница из провинциального городка рассказывала мне, что всё в её жизни ладно. И угол свой есть, и работа есть, и друзья. Целых две штуки друзей – кому еще так в жизни повезет?! И говорила она, что учитель в нашей стране никогда не посмеет воплотить свою мечту в жизнь, просто потому что ни денег у него нет, ни времени. А кто, как ни учителя наши, должны иметь право на исполненную мечту, даже не на две штуки, а хоть на одну, скромненькую, как учительская зарплата?.. А так, говорила мне учительница из провинциального городка, всё в жизни хорошо, ладно. Я вздыхал, слушал её и думал: «Бедная ты, бедная».
И шел я по шумной улице и размышлял обо всех этих людях. И о смирении. Глупая заповедь эта. О смирении. Или трактуют её глупо. Или жизнь глупа. Или люди. А может быть… это я дурак.
Одна забытая мать из заброшенной деревни рассказывала мне у покосившейся калитки, что детки у нее славные, добрые, умные. Что и сыночки устроились, и дочурки подросли-замуж выскочили. И что у каждого из них дома в столице с полисадами да машины заморские всякие. И так заняты деточки, что и позвонить матери некогда, а зачем звонить-то, вон она – живехонька-здоровехонька. Вот только Васька-печник запил, а плита так коптит… А я стоял рядом, слушал и думал: «Бедная ты, бедная».
Одна девочка молоденькая рассказывала мне, что познакомилась с парнишкой да влюбилась. Повенчались они, стали хозяйство вести, а он спустя две недели домой ночевать не пришел, а как приходит ночевать, так не голубит её, как супругу положено, а сидит у компьютера, пиво пьет и живот чешет проступающий. Но ничего, говорила мне та девочка, это у него временное, хорошо хоть не бьет, говорила она мне, а так жить можно, скоро детишек заведем, верила она, и всё наладится, я из него человека сделаю. А я слушал её, слушал и думал: «Бедная ты, бедная».
Один мальчик гомосексуалист рассказывал мне, что влюбился он в мужчину, найденного на просторах сети интернетной. И мужчина тот ответил мальчику взаимностью, подарки из одной столицы мира в другую присылал, слова нежные, потаенные говорил, а потом встретиться предложил. Вот только на встречу не приехал. И стоял тот мальчик гомосексуалист в большом аэропорте и глотал слезы. И доказывал мне мальчик этот, что всё равно любит предателя, что у всего свои причины есть, что и у лжи всегда оправдание найдется. А я смотрел на него, слушал и думал: «Бедный ты, бедный».
Одна учительница из провинциального городка рассказывала мне, что всё в её жизни ладно. И угол свой есть, и работа есть, и друзья. Целых две штуки друзей – кому еще так в жизни повезет?! И говорила она, что учитель в нашей стране никогда не посмеет воплотить свою мечту в жизнь, просто потому что ни денег у него нет, ни времени. А кто, как ни учителя наши, должны иметь право на исполненную мечту, даже не на две штуки, а хоть на одну, скромненькую, как учительская зарплата?.. А так, говорила мне учительница из провинциального городка, всё в жизни хорошо, ладно. Я вздыхал, слушал её и думал: «Бедная ты, бедная».
И шел я по шумной улице и размышлял обо всех этих людях. И о смирении. Глупая заповедь эта. О смирении. Или трактуют её глупо. Или жизнь глупа. Или люди. А может быть… это я дурак.
Твёрдая печенюшка
Твёрдая печенюшка
Я извращенец. Чертово больное воображение!
Вот и что мне теперь делать? Теперь не получится их поселить в те дома, как мне виделось.
А всё из-за чертовой лодки, которая получилась совсем уж загадочной...
Теперь фиг вам, Ласточкин, а не небоскребы.
Теперь уж скорее что-то... ох, а вот в чем они живут, если в подобном плавают по морю?!
Дьявольское миротворчество!
Вот и что мне теперь делать? Теперь не получится их поселить в те дома, как мне виделось.
А всё из-за чертовой лодки, которая получилась совсем уж загадочной...
Теперь фиг вам, Ласточкин, а не небоскребы.
Теперь уж скорее что-то... ох, а вот в чем они живут, если в подобном плавают по морю?!
Дьявольское миротворчество!
Твёрдая печенюшка
Иногда я думаю, как этот сибарит и неженка умудряется чего-то добиваться... Получил высшее образование по специальности, которая вставляет, нашел работу, которая нравится, определился со способом самореализации, который доставляет удовольствие, оказался в городе, который всегда был мечтой, полюбил и любит до сих пор. И ведь не боится...
Почему ему не страшно мотаться по городам и весям, спать на свернутом одеяле, оставаться с семьюдесятью рублями в кошельке, который стоит тысячу, - и улыбаться как ни в чем не бывало? Почему выросший в интеллигентской семье, но натерпевшийся унижений с детства, он никак не может до конца озлобиться и всё верит в какие-то свои идеалы? Почему несмотря на тщательно скрываемый цинизм он никак не поймет людской подлости и двуличия? Почему он никак не опустит руки, хотя столько раз уже ломался?
Конечно, он предпочитает комфорт и дорогие сигареты. Он любит одеваться в красивое и яркое, а шарфам его нет счета. Он эстетствует во всем, даже в собственных жестах и повороте головы. Он улыбается людям на улицах просто потому, что ему доставляет удовольствие их растерянный вид при виде его улыбки. Он вообще любит получать удовольствие. В глотке чая, в еде( здесь у него столько феноменальных слабостей, что лучше попросту промолчать), в сексе, в любви. И эти удовольствия даются ему. Небом, жизнью, окружающими.
И откуда в нем странное, доведенное почти до абсурда умение ждать? Всё придет. Он искренне в это верит. И продолжает ждать того, что для него желанно. Нет, он не останавливается. И это самое для меня удивительное.
Разумеется, он впадает в черную меланхолию время от времени и начинает походить на поросший мхом камень, который ни сдвинуть, ни расколоть, порой он попросту грустит или поддается бодлеровскому сплину, но в перерывах умудряется поддерживать свою старенькую квартирку в порядке - ибо как же можно толком косплеить модернистского поэта, когда в твоей комнате залежи пыли?!, влюблять в себя по новой пару-тройку друзей - ибо как же можно находиться в меланхолии, когда твои друзья не могут улыбнуться?!, писать статью - ибо очень хочется реализации и( чего душой кривить?) известности, хоть бы и в узких кругах.
Он странный. Иногда глупит так, что кажется мироздание вот-вот покачнется, офигевши с такого поведения, иногда бросается в омут с головой, совершенно не думая о последствиях, а иногда бывает настолько прозаично-расчетлив, что холодок пробегает по коже. Как и в тех случаях, когда он по-настоящему злится. Он делает это редко, но вполне в соответствии со своей натурой так, чтобы получить от этого удовольствие. Он злится на хама, злится на подлеца, злится на того, кто осмелился щелкнуть зубками на близких. Он не рвет на себе рубаху, не выдумывает планы мести, он изысканно сдвигает существо к плинтусу - и улыбается. А потом напрочь забывает о нем. Поэтому ненавидящие его никогда его не касаются. Он о них попросту не помнит.
Зато о любимых он помнит всегда. И ублажает. Потому что в чем же веселье, когда друзьям нехорошо? И он балует, и он делает подарки, и он мурчит, и он всегда выслушивает. Иногда его забота может быть слишком всеобъемлющей, но сейчас он учится понимать, что свободу человека нельзя забирать во имя своего спокойствия. Зато вот баловать нужно всегда. Кончиками сладких пальцев, изыском слова, откровенностью или умной беседой. И ведь умеет, засранец, найти подход к каждому.
Может быть, в этом его талант? В том, что умеет чувствовать людей. А может, в том, что не разучился улыбаться. А может, в том, что никогда не сдается на волю жизненных волн, а всё стремится куда-то... Куда? Я не знаю. Подозреваю, что и он еще толком не знает. Он старается не задумываться над тем, что не имеет ответа. Он просто любит - всем сердцем, наслаждается - каждой клеточкой, отдается любимому - как в последний раз, ехидно улыбается - постоянно, спорит - с упоением, напивается - в хлам, верит - до истерики, живет - Ласточкиным.
Почему ему не страшно мотаться по городам и весям, спать на свернутом одеяле, оставаться с семьюдесятью рублями в кошельке, который стоит тысячу, - и улыбаться как ни в чем не бывало? Почему выросший в интеллигентской семье, но натерпевшийся унижений с детства, он никак не может до конца озлобиться и всё верит в какие-то свои идеалы? Почему несмотря на тщательно скрываемый цинизм он никак не поймет людской подлости и двуличия? Почему он никак не опустит руки, хотя столько раз уже ломался?
Конечно, он предпочитает комфорт и дорогие сигареты. Он любит одеваться в красивое и яркое, а шарфам его нет счета. Он эстетствует во всем, даже в собственных жестах и повороте головы. Он улыбается людям на улицах просто потому, что ему доставляет удовольствие их растерянный вид при виде его улыбки. Он вообще любит получать удовольствие. В глотке чая, в еде( здесь у него столько феноменальных слабостей, что лучше попросту промолчать), в сексе, в любви. И эти удовольствия даются ему. Небом, жизнью, окружающими.
И откуда в нем странное, доведенное почти до абсурда умение ждать? Всё придет. Он искренне в это верит. И продолжает ждать того, что для него желанно. Нет, он не останавливается. И это самое для меня удивительное.
Разумеется, он впадает в черную меланхолию время от времени и начинает походить на поросший мхом камень, который ни сдвинуть, ни расколоть, порой он попросту грустит или поддается бодлеровскому сплину, но в перерывах умудряется поддерживать свою старенькую квартирку в порядке - ибо как же можно толком косплеить модернистского поэта, когда в твоей комнате залежи пыли?!, влюблять в себя по новой пару-тройку друзей - ибо как же можно находиться в меланхолии, когда твои друзья не могут улыбнуться?!, писать статью - ибо очень хочется реализации и( чего душой кривить?) известности, хоть бы и в узких кругах.
Он странный. Иногда глупит так, что кажется мироздание вот-вот покачнется, офигевши с такого поведения, иногда бросается в омут с головой, совершенно не думая о последствиях, а иногда бывает настолько прозаично-расчетлив, что холодок пробегает по коже. Как и в тех случаях, когда он по-настоящему злится. Он делает это редко, но вполне в соответствии со своей натурой так, чтобы получить от этого удовольствие. Он злится на хама, злится на подлеца, злится на того, кто осмелился щелкнуть зубками на близких. Он не рвет на себе рубаху, не выдумывает планы мести, он изысканно сдвигает существо к плинтусу - и улыбается. А потом напрочь забывает о нем. Поэтому ненавидящие его никогда его не касаются. Он о них попросту не помнит.
Зато о любимых он помнит всегда. И ублажает. Потому что в чем же веселье, когда друзьям нехорошо? И он балует, и он делает подарки, и он мурчит, и он всегда выслушивает. Иногда его забота может быть слишком всеобъемлющей, но сейчас он учится понимать, что свободу человека нельзя забирать во имя своего спокойствия. Зато вот баловать нужно всегда. Кончиками сладких пальцев, изыском слова, откровенностью или умной беседой. И ведь умеет, засранец, найти подход к каждому.
Может быть, в этом его талант? В том, что умеет чувствовать людей. А может, в том, что не разучился улыбаться. А может, в том, что никогда не сдается на волю жизненных волн, а всё стремится куда-то... Куда? Я не знаю. Подозреваю, что и он еще толком не знает. Он старается не задумываться над тем, что не имеет ответа. Он просто любит - всем сердцем, наслаждается - каждой клеточкой, отдается любимому - как в последний раз, ехидно улыбается - постоянно, спорит - с упоением, напивается - в хлам, верит - до истерики, живет - Ласточкиным.
понедельник, 01 ноября 2010
Твёрдая печенюшка
Хоспадибожтымой! Я всё еще в университете... Стотыщпятьсот бумаг, бумажек и бумажечек!
Моя голова скоро лопнет, а еще писать "представление на должность".
Я безумно хочу домой, я безумно соскучилась, а конца и края еще не видать.
Работа такая... работа.
Буду, к ночи непременно буду. Или должна быть...
Моя голова скоро лопнет, а еще писать "представление на должность".
Я безумно хочу домой, я безумно соскучилась, а конца и края еще не видать.
Работа такая... работа.
Буду, к ночи непременно буду. Или должна быть...
... вашими молитвами и пока начальник не видит).
Твёрдая печенюшка
Нет, я уже не пьяная(хотя такие подозрения были),
однако... кхм... перспектива тащиться на Седьмую линию как-то не впечатляет.
Благослови мироздание вечеринки, именинников, скайп и шери-бренди.
однако... кхм... перспектива тащиться на Седьмую линию как-то не впечатляет.
Благослови мироздание вечеринки, именинников, скайп и шери-бренди.
воскресенье, 31 октября 2010
Твёрдая печенюшка
Миру в сердце твоем посвящается.
Вдоль по краю Вселенной
Ты пройдешь сотню лиг,
И морской серой пеной
Город явит свой лик.
Ты не бойся течений,
Сквозь ворота пройди.
Город полн разрушений
И печали в груди
Своей каменно-впалой;
По пустым мостовым,
Как ручьи воды талой, -
Его слёзы. Лишь дым
Правит бал в этом доме
Тишины и невзгод,
Только площадь ладони
Тянет, молит и ждет.
Город был полон жизни,
Золотых куполов,
Там весной цвели вишни
Среди сот голосов,
Были девы прекрасны,
Ну а жены нежны,
Каждый муж – истый воин,
Старики же – мудры.
На окраине града
Малый домик стоял,
Невысокой оградой
Он колдунью скрывал.
Та была молодою
И лечила детей
Теплой лунной росою
И настойкой теней.
Но однажды влюбилась,
И померк её взгляд -
Дева словом пленилась,
Он оставил лишь яд.
Боль разбитого сердца
Усыпила тот град,
Сном больного младенца
Спят и люди, и сад,
И часовни, и вишни,
Что без цвета стоят,
И высокие крыши –
Все осколки хранят
Её доброго сердца,
Что разорвано вмиг,
Но осталась надежда,
Что пробьется родник.
Не жестока – несчастна,
В тишине своих дней
Только боли подвластна.
Позаботься о ней,
Согревая в объятьях,
Утешая в ночи.
Убивая проклятье,
Все осколки верни,
Собирая неспешно,
Оживляя тот град,
Вылей всю свою нежность
На суровость преград.
Вдоль по краю Вселенной
Вновь идут корабли,
Удивляясь целебной
Силе этой земли.
Говорят, что однажды
Мертвый город воскрес,
Когда кто-то отважный
За оградой исчез.
Он вернул счастье деве,
Что без сердца жила,
И любовью своею
Спас он вишни от зла.
Лепестками усыпан
Дворик, скрытый в тени,
Здесь и вишни, и липа,
Здесь не гаснут огни
Двух сердец, осторожно,
Мерно бьющихся в такт,
Им давно не тревожно –
Так друг друга хранят
В этом городе шумном,
Пробудившемся вновь,
Когда боль и печали
Победила любовь.
Ты пройдешь сотню лиг,
И морской серой пеной
Город явит свой лик.
Ты не бойся течений,
Сквозь ворота пройди.
Город полн разрушений
И печали в груди
Своей каменно-впалой;
По пустым мостовым,
Как ручьи воды талой, -
Его слёзы. Лишь дым
Правит бал в этом доме
Тишины и невзгод,
Только площадь ладони
Тянет, молит и ждет.
Город был полон жизни,
Золотых куполов,
Там весной цвели вишни
Среди сот голосов,
Были девы прекрасны,
Ну а жены нежны,
Каждый муж – истый воин,
Старики же – мудры.
На окраине града
Малый домик стоял,
Невысокой оградой
Он колдунью скрывал.
Та была молодою
И лечила детей
Теплой лунной росою
И настойкой теней.
Но однажды влюбилась,
И померк её взгляд -
Дева словом пленилась,
Он оставил лишь яд.
Боль разбитого сердца
Усыпила тот град,
Сном больного младенца
Спят и люди, и сад,
И часовни, и вишни,
Что без цвета стоят,
И высокие крыши –
Все осколки хранят
Её доброго сердца,
Что разорвано вмиг,
Но осталась надежда,
Что пробьется родник.
Не жестока – несчастна,
В тишине своих дней
Только боли подвластна.
Позаботься о ней,
Согревая в объятьях,
Утешая в ночи.
Убивая проклятье,
Все осколки верни,
Собирая неспешно,
Оживляя тот град,
Вылей всю свою нежность
На суровость преград.
Вдоль по краю Вселенной
Вновь идут корабли,
Удивляясь целебной
Силе этой земли.
Говорят, что однажды
Мертвый город воскрес,
Когда кто-то отважный
За оградой исчез.
Он вернул счастье деве,
Что без сердца жила,
И любовью своею
Спас он вишни от зла.
Лепестками усыпан
Дворик, скрытый в тени,
Здесь и вишни, и липа,
Здесь не гаснут огни
Двух сердец, осторожно,
Мерно бьющихся в такт,
Им давно не тревожно –
Так друг друга хранят
В этом городе шумном,
Пробудившемся вновь,
Когда боль и печали
Победила любовь.
Твёрдая печенюшка
Ой ли, ветры мои, ветры,
Ой ли, ветви упрямы - выше,
Ой ли, жизнь моя - почка вербы
В воскресенье. Под ветхой крышей
Свили ласточки свои гнезда,
Что сердечки в предвестьи счастья.
Путь мой тропкам еще не роздан,
Мне ли прятаться от ненастья?
Ой ли, ветры мои, ветры,
Ой ли, ветви упрямы - выше,
Нет, не все еще песни спеты,
Ведь бой сердца острее слышен.
Ой ли, ветви упрямы - выше,
Ой ли, жизнь моя - почка вербы
В воскресенье. Под ветхой крышей
Свили ласточки свои гнезда,
Что сердечки в предвестьи счастья.
Путь мой тропкам еще не роздан,
Мне ли прятаться от ненастья?
Ой ли, ветры мои, ветры,
Ой ли, ветви упрямы - выше,
Нет, не все еще песни спеты,
Ведь бой сердца острее слышен.
Твёрдая печенюшка
Интересно, я когда-нибудь научусь приходить в восторг от собственных творений? Хорошо, не то чтобы в восторг, но хотя бы как-то в духе "Хм, а ведь это действительно неплохо!" Двоякое чувство: мне нравится и кажется, что написанное действительно достойно того, чтобы существовать, и точно в ритме, и стилистически недурно, и идея хороша, и ситуативно в тему, и метафорически-сказочно, но при этом кажется, что я способна на еще большее и должна все свои "действительно неплохо" доводить до состояния "прекрасно". Но у меня никогда не бывает "прекрасно". Всегда что-то не нравится... С прозой проще в каком-то смысле, а вот стихи... Я сейчас смотрю на написанные строки, перечитываю так, словно всё жду, что на какой-то строчке поймаю краказябру. А она не ловится! Неужели и в самом деле - "неплохо"? Ведь это действительно то, что я хотела получить в итоге: мистика, нежность, чуточку страшновато... Теперь думаю, "наивно", "притянуто за уши", "уже было". Да не было, а наивность хороша в определенных ситуациях. И вообще, может быть, это только мое видение, а по итогу сказка понравится... Так ведь было и с "Алыми лентами"... Может, вся проблема в том, что мне относительно легко дается рифмовка и сюжет? Вот если бы выстрадано и вымучено в течении недели, а то и месяца... Тогда бы я была удовлетворена?
Хватит. Пойду лучше поработаю над тем, над чем еще можно поработать, а там видно будет...
Хватит. Пойду лучше поработаю над тем, над чем еще можно поработать, а там видно будет...
суббота, 30 октября 2010
Твёрдая печенюшка
Кис(философски): Надо бы винду переустановить...
Денис(пафосно): Пятьсот рублей - и мы договорились.
Никита(запросто): Знаешь, брать пятьсот рублей с человека, с которым спишь в одной комнате...
Денис(смущенно): То, что я обозначил цену не значит, что я возьму деньги.
Никита смотрит на Киса. Кис смотрит на Никиту. Денис смотрит в коридор.
Немая сцена.
Денис(пафосно): Пятьсот рублей - и мы договорились.
Никита(запросто): Знаешь, брать пятьсот рублей с человека, с которым спишь в одной комнате...
Денис(смущенно): То, что я обозначил цену не значит, что я возьму деньги.
Никита смотрит на Киса. Кис смотрит на Никиту. Денис смотрит в коридор.
Немая сцена.
Твёрдая печенюшка
"Вот так простой питерский пролетариат пьет с простой питерской интеллигенцией. Поамареттимся?"(с) Никита
Твёрдая печенюшка
Нет, я не напишу того, что собиралась. Потому что - не помню. Потому что мерзость людская границ не знает, а я не хочу включаться во что-либо подобное. И пусть мне не все равно. Кое-кто умный уже давно понял, что мне вообще никогда не бывает всё равно. Но я - не помню. Кажется, большее, чего достойно подобное поведение, - мирное забвение. Я - не помню. И я - спокойна.
пятница, 29 октября 2010
Твёрдая печенюшка
Твёрдая печенюшка
Ощущение такое, будто мироздание смотрит на меня ожидающе и нервно пощелкивает пальцами.
Твёрдая печенюшка
Абсент - прекрасная вещь. Рембо, я тебя понимаю.
Главное - не больше двух бокалов.
На третьем Никита воспламенился в прямом смысле, опрокинув бокал с прогорающим в сахаре напитком на стол, скатерть и себя.
Всё-таки они хорошие у меня.
И абсент хорош.
Хочу пить его с любимым человеком. Кажется, эта ватная мягкость в пальцах очень способствовала бы...
Главное - не больше двух бокалов.
На третьем Никита воспламенился в прямом смысле, опрокинув бокал с прогорающим в сахаре напитком на стол, скатерть и себя.
Всё-таки они хорошие у меня.
И абсент хорош.
Хочу пить его с любимым человеком. Кажется, эта ватная мягкость в пальцах очень способствовала бы...