Твёрдая печенюшка
Пчёлка улыбалась. Блёклый день съедал почти все краски, оставляя лишь полутона. Серый слоился между этажей, разваливал небо на ошметки облаков, вливался в асфальт и выныривал из него силуэтом Пчёлки. Отличный день. Отличное настроение. Наконец-то, что-то стоящее. Наконец-то, что-то произошло.
Шаг можно всё же прибавить, но она ленилась, потому что день был прекрасным. Хотелось пройтись по оттаявшим улицам, толкнуть пару раз плечом зазевавшихся и отметить краем глаза, как разбегаются при виде ножен пытавшиеся было заступиться за упавших. Можно еще и подчеркнуть движением брови. Так, для себя. Просто, чтобы настроение держалось на нужном уровне.
Пчёлка петляла по улицам вовсе не потому, что хотела отложить работу, не для того, чтобы спрятать след: таким, как она, подобные ухищрения нищих бедолаг были вовсе ни к чему; она всего лишь прогуливалась. Стиралась, истончалась, проникала в плоть домов, в людей, в гравий парковых тропинок, в железо мусорных баков - исчезала сама её суть, слияние с миром было так близко.
Пчёлка шагнула во двор дома. Мягкая. В светло-лиловом. Сегодня даже позволила себе не сплетать волосы в косу, а украсить овал почти детского по выражению личика легкомысленными кудряшками - Майерс так любил эти её кудряшки. И говорил так: "Как твой лучший друг, говорю тебе, твои кудри - единственное, что я хотел бы видеть перед смертью". Говорить о Майерсе в прошедшем времени было тоже приятно.
Пчёлка пригнулась, когда в неё полетел камень - мальчишка в черном, с красной лентой на запястье не успел и вздохнуть: дротик прошил артерию. Заговорщики, ничего не понимающие бунтовщики... Она сорвала ленту с руки трупа лишь для того, чтобы вытереть звонкий металл. Разбрасываться оружием непозволительно.
Тихо. Раньше здесь тоже бывало тихо. И дерево перил по-прежнему греет пальцы. Даже сквозь замшу перчаток. Улыбка. Слияние произойдет совсем скоро. Звонок по-приятельски щелкнул, прежде чем зазвонить.
- Ты пришла. - Майерс не счел необходимым встречать гостью. Он даже не поднялся ей навстречу с огромного кресла. Пчёлка появилась в дверном проёме уже после того, как мужчина произнес эти слова. Ничего не изменилось: ни обои, ни ковры, ни стопки дисков, ни вековечный фикус на захламленном подоконнике. Захламленный подоконник - хорошо. Похоже на саму жизнь.
- Пришла. - Словно бы констатировать этот факт необходимо. Она слышала, что человек считается живым до тех пор, пока врач не назовет вслух время смерти. Пчёлка уставилась в черные глаза. Впадины, иначе не охарактеризовать.
- Говори. - Майерс улыбнулся.
- Майерс Грин, вы обвиняетесь в заговоре против Охранителей. Вы приговариваетесь к смерти сразу после оглашения приговора. Приговор оглашен. - Ни один мускул не дрогнул, кудри с плеч смахнул порыв ветра, ворвавшийся в форточку.
- Приступай.
Меч выскользнул из ножен беззвучно. Пчёлка была быстра. Крест - знак казни, благословленной Охранителями. Вдоль сердца, поперек горла. Перечеркнуть душу, высвободить кровь - смазать естество, растворить жизнь в слоеном пироге вечности, принять дар Охранителей. Майерс остался неподвижен, Пчёлка не сдвинулась с места, только меч порхнул обратно в ножны, словно испугался смерти. Ладонь Майерса беззащитно разжалась, на пол упал сухой шмель.
Пчёлка улыбнулась - и вышла. Отличный день. Сегодня она убила лучшего друга. Сегодня произошло нечто стоящее. Сегодня она, наконец-то, убила себя, чтобы навсегда исчезла её суть, чтобы слияние с миром было полным.
